Алина ш… (псевдоним) о себе: «Проживаю: Киргизия, г. Бишкек, по образованию прикладной математик. Прозу пишу с 2013. Люблю простоту Буковского, «Котлован» Платонова и словесную скупость Шаламова, а еще фантастику: «Посольский город», Аберкромби, Филиппа Дика…

Прозу и стихи публиковала в интернете: «Текстура», «Артикуляция», сайт «Бельские просторы», продублировалась на Сигме, черновик романа «Хор и ко» — первый из цикла «Игры» без секса и мата, современная ритмическая проза (панк) с модернисткими оборками, «Полутона», «Литкарта», казахстанский «Дактиль», «Стихийная антология коронатекстов», «Пашня» и братская могила ОЛША на «Лиterraтуре».

Последний год тестирую нейросети. Картинки и тексты.

---

 

ПОЗОЛОТА

 

Из пальца

 

позолота сотрется

свиная кожа остается

 

По алее у Белого дома гуляют интеллигентный мужчина и две молодые женщины.

— Липы цветут, а каштан высох. Жалко.

Угу-угу.

— Очередной высер. Бывший русский писатель.

«Знамя» опубликовало «Идущий вперед» — первый роман, который он начал еще в СССР. В нем история человека, который в детстве сжег свою мать и теперь вынужден всю жизнь замаливать этот грех. После публикации многие критики, особенно западные, назвали его «новым ̋Доктором Живаго̋».

— А вы читали «Козленка в молоке»?

— Читал. Даже рецензию написал в Литгазету. Не напечатали. Там все боялись, что это может быть воспринято как антисоветская книга. А я считаю, что там просто хорошо написано. И очень точно. Не зря же я написал в предисловии, что роман написан в духе «Замка». И «Замок» тоже читал. По-моему, гениально. «Замок», имею в виду. Хотя я его не люблю. Меня раздражает, когда человек любит что-то, а потом это вдруг становится классикой.

Не читал.

— А «Собачье сердце»?

— Я много чего. Но вот «Собачьего…»

— Книга о том, как человека можно превратить в волка. Прикольно.

— Да, я читал «Мастера и Маргариту». Но я не могу сказать, что был восхищен. На меня она произвела очень сильное впечатление, но не думаю, что это — гениально. А вот «Собачье…»

— «Собачье лицо»?

— Нет, «Собачья голова»… Это очень хорошо, просто гениально.

— Вы читаете много. А пишете сами?

— Пытаюсь. Но трудно идет, потому что у всех есть свои проблемы. Если я начну писать о чем-то, то потом не смогу закончить. Как только начинаю, появляется проблема, и я должен ее решить. И это сложно. Не знаю, почему я так долго не пишу. Может быть, не хватает вдохновения. Собачья жизнь. Но книжки люблю.

— А что за последнее время?

— Много чего. В основном, детективы. Вы были на Букере?

— Счас премии исключительно за антироссийскую пропаганду.

— Надежда. Полный лауреат.

— Зе энд Ви?.. Отстой, культ танатоса в дискурсе православного неоязычества. То, что Юнг обзывал бессознательным толпы.

Угу, трек имплементации рулит.

— И никаких оптимистичных картинок будущего, мы попадем в рай, а они просто сдохнут. И это не о желании обычного чела умереть быстро и безболезненно, а о победе… редко кто до нее доживет.

Иуда, еще один кандидат.

— Шансов мало.

Известный в узких кругах. Народ его не читает. Глуховский может и про войну, и про возню в Кремле, и массы даже оценят, но не дадут. Иноагент. А вот Гюзель, или кто-то типа нее, если родит хоть чо. Главных героев, которых можно перепрошивать в режиме встал-отряхнулся, а то пачками мрут, только привыкнешь.

— А номинация за черный юмор. Вот там думаю.

— Метафоры на тему коронавируса, но, правда, еще сыровато. А вот про СВО, кризис и безработицу получились как нельзя. Кстати, знаешь, что говорят власти, когда не знают, как решить проблему — они говорят, что это уже не проблема. Вот я и думаю.

— Да уж, перспектива. Бродячий оркестр в Москве.

И блеклый юмор уже можно считать бонусом для человечества. В конце концов, как говорится, улыбнись — и будь готов к херне.

— Давайте свернем на другую улицу, хотя бы на ту сторону перейдем, — спотыкаясь о кочку.

— Там солнце палит, а здесь тенек, — спорадический; натягивая на голову капюшон. — Хочу что-нибудь вкусненькое и обязательно мороженое. Я обожаю Fresco.

— В Арзу зайдем.

Они идут по тенистой улице. В конце улицы — автобусная остановка. Все остановки в городе — такие огороженные лавочки под симпатичными серебристыми козырьками. На лавочках сидят люди. Они ждут автобус. А может быть, и маршрутное такси.

— Удобный загон массы давить.

— И памятник снесут, увидишь, если доживем.

Опера «Евгений Онегин» — каждый о своем. Достоевского скопипастил — никто не заметил? Графомана с политповесточкой до сих пор величают, чай, нобелевку заслужил. Филфак ЛГУ принял на «ура», в списках читали. Кроме Ивана Денисовича остальное мура. Либерда Толстого поминает, «зеркало» переворачивается в гробу. Сравнивают с Шолоховым — барином кубанским, и с Ремарком — ранний на немецком полный аут, и с последним идеалистом Шаламовым. Историк Яковлев & Гоблин-Пучков обзывают, смайлик ха-ха. Лжец или борец за правду, неважно. Мозг подыхает, фальшивый новояз, от «мук» гг тошнота. По свинокраду Ваське, по одиночному замеру, по лопате и котловану плачь раз в пятилетку, чаще нельзя, сотрется алмаз эмпатии о наждак реала.

— Бедная ваша матушка.

Ученице Проппа тяжко по Солженицына даже ходить, а жить… Хрущевский тапок считала хамством, и когда Сталин умер, слез выдавить не могла. Жертвы пропаганды с любой стороны таких ненавидят.

— Чужеродный элемент, — умная — даа-а-а!!!

— Учитель в «Последнем поклоне» на редкость неглупый человек.

В Москву приехал и в институте, где учился, все время на лекциях торчал. И в школе на уроках с учениками разговаривал все время.

— Москаль! Ну и?

— Но я же не в том смысле. Я же просто…

— Ну и?!

— Так и не понял… конечно, не могу сказать, что такой уж хороший, но рядом с ним… В конце концов…

— И что вы понимаете?

— Многое.

«Отцы и дети» — «да», хотя «отцов» у нее нету, и не охота, они лишнее явно. Вот почему, даже когда была молода, никогда не писала, не могла писать и не хотела на тему детей. «Отцовская» тема табу. А вот в своей жизни сделала все, что хотела. И это уже не тема, а просто — вопрос, в котором не увидела ничего, кроме констатации факта. А что касаемо «проклятых вопросов», то, как верно заметила одна из авторок в своем интервью, «на них нет никаких ответов». На мой взгляд, безответственность и отсутствие элементарной культуры. Ведь, в противном случае, она (культура) все-таки есть! Если же говорить о содержании, то оно, конечно, может быть любым, но… баба-яга в шоке.

— Не может быть!

Я не верю!

Что он сказал?

Сказал: умно.

ИИ?..

— Все знаю, все понимаю. И голова болит от одного только чтения!

Зато красивая. Ее красота — красота гения. Она красива, как скульптура, как живопись, как балет. В ней есть тайна. В ее внешности есть что-то восточно-библейское, что-то такое, что заставляет задуматься о ее национальном происхождении. А то, что наглая, как нация…. Да и как быть не наглой, если она не только не стыдится своей национальности, но и гордится ею.

Вот и сейчас, на все кафе: «Я — русская — и горжусь этим. Горжусь тем, что я родилась в Москве». И тут же: «А вы своим происхождением не гордитесь?»

— Конечно, не горжусь.

Но и не боюсь. Пичалька, давай о себе, — старый анекдот.

— Ага. У меня были два друга: один — в Париже, другой — в Москве.

Парижский друг — в прошлом, конечно, — так и не написавший ничего. А московский, тоже друг в прошлом — как и она сама, — написал. А в Париже — не написал. Не написал, но ведь жил, жил! И, значит, если б не жил — писал?..

— И что?

— А вот ничего, просто — жил — и все тут. А в Москве — написал. Вот и выходит, что жил, а не писал. И все же, и все же — при всей своей ненависти к Солженицыну как человеку — его рассказ о том, что он делал в лагере, буквально потряс. И не поверила бы, если б Исаич сам лично… был, кажется, единственным из заключенных, кто пользовался свободой передвижения.

Стучал.

— Что за слово? — улыбаясь мужчине за соседним столом. — Фейс знакомый, не помню кто, — тоже москаль?..

— Это мое слово. У меня в квартире нет ни одного предмета, который бы я не проговаривала вслух! О, у тебя новая книга! Покажи.

Достаю «Миф о рождении героя» и торжественно кладу на стол, чтобы показать.

— Эт какое-то фашистское чтиво! Ты в курсе, Ранк с Гитлером друзья?

— У меня есть мадам де Сталь и Тора.

— Это не про любовь.

— Ой, как здорово!

Тут она начинает читать вслух все, что видит в моем телефоне. Стараюсь не заржать. Наконец заканчивает и говорит:

— Ну, это не так уж и страшно, — особенно сифилис и туберкулез. — Но ты должна быть осторожной и не болтать лишнего.

Ютуб забанит)))

— Ты должна понимать, о чем говоришь.

Кивок в ответ.

— Ты знаешь, как называется твоя болезнь?

— Нет.

— Это синдром Мюнхгаузена.

— Что-что?

— В переводе с немецкого — «высасывание из пальца».

— Класс! Я тоже так буду! И тут же рассказываю все, что происходит в моей квартире, — от того, что перегорел утюг, до того, как нашла таракана.

— Живого?

— Дохлого, сбежал от соседей, травили, сбежал, но все равно сдох.

— Слава богу! — читает переписку теперь со своего ватсапа.

— Твоя мама будет ругаться.

Она говорит, что все в порядке, потому что мама знает.

Что она такая же, как Джоли Хердт и Лия Хаматова.

— Ты просто все время говоришь не то, что надо. Не то, о чем надо думать. Вот если бы ты думала, а не говорила, то все было бы ок.

— Так ты говоришь, чтобы думать.

Она рассказывает о том, что ей снилось сегодня, проснулась и поняла, что умерла. Лежала на диване и не могла шевелиться. Это продолжалось какое-то время, а потом поняла, что на самом деле по-прежнему сплю и это сон. Но уже не хотела.

— Чего?

— Просыпаться. Было очень темно, потому что небо за окном было такое темное, что, казалось, его можно потрогать руками. Мне снился мой дом.

— Еще одна парочка, — москалей с чахлым ребенком; носопырку скукожил, воздуха набрал и по ушам, по мозгам ультразвуком.

— Я не вынесу, извините! — свалил в туалет по-английски.

Пока-пока.

От мамы привет!

— Эти чайлдфри счастливые люди, умрут в молодости, не услышав криков своих детей.

— Счастье удлиняет жизнь.

— Они просто хотят жить долго.

— Умрут в старости.

— Не желая слышать убогих потомков. Гробить единственную жизнь. Я рыбок не завожу.

— Помрут через год, — официанту: — Чайник чая, пол лимона, счет и скидка по золотой демировской карте.

— Будут мучиться, а тут… Человек, такая ответственность.

— Глеб пишет?

— Раз в год. Ушел добровольцем.

— Зачем?

— Он военно-полевой хирург.

— Чем плохо в реанимации, — весь ковид полмиллиона ставка.

И 3 условных, за метадон даже в особо крупных.

— Хотя я его понимаю, на войне — там враги, здесь свои.

— А впереди. Победа или смерть. Мортал романтИк.

— Все просто и ясно.

— Ужасные бытовые условия + шанс инвалидом вернуться.

— В любом случае не вернется.

— С братьями по оружию рванет в Судан, эбола — мечта идиота.

— Бардак, африканскую рождаемость подымать. Жаль, такие гены пропали.

— На чай 100 или 50?

 

 

БарбиКен

 

Зато красивая. Ее красота — красота гения. Она красива, как скульптура, как живопись, как балет. В ней есть тайна. В ее внешности есть что-то восточно-библейское, что-то такое, что заставляет задуматься о ее национальном происхождении. А то, что наглая, как нация…. Да и как быть не наглой, если она не только не стыдится своей национальности, но и гордится ею.

Вот и сейчас, на все кафе: «А вы своим происхождением не гордитесь?»

Кен: Ах, Барби, ты и правда вдохновляешь нас всех своей красотой и мудростью! И конечно, нельзя не гордиться своим происхождением. Я вот родом из Кенвуда, маленького провинциального городка, но это не помешало мне стать культовой фигуркой! Так что, да, я горжусь своими корнями с головой, или с головкой, как в моем случае.

Барби: Ой, Кен, ты всегда находишь способ перейти от серьезного к забавной игре слов. Что бы мы без тебя делали? Ты доказал, что безразлично, откуда мы и как выглядим, важно только быть смешными и счастливыми. Как говорится, смех продлевает жизнь, а у нас столько кукольных приключений впереди!

Кен: Это точно, Барби! Мы — самая зажигательная пара на свете! И даже если наше буржуазное происхождение может вызывать вопросы, мы всегда будем самими собой, с юмором и семейными ценностями. Ведь мир без нас полный трэш!

Барби: Кен, давай задумаемся о том, что красота — это относительное понятие. У каждой культуры и эпохи разные идеалы. А теперь еще соцсети добавили свои фильтры и ретуши. Какой шанс быть настоящими красавцами?

Кен: Не переживай, Барби, у нас есть наш собственный и неповторимый стиль! Мы можем поднять настроение любому и доказать, что красота проявляется не только во внешности, но и в душе. Улыбка — вот лучший макияж, а наш взгляд на жизнь — отличный краситель для бесцветных будней!

Барби: Точно, Кен! Мы не просто брендовые фигурки, мы магия, которая освещает всех вокруг. Мы — секретный ингредиент. Он позволяет смеяться над тем, что иногда может показаться грустным или странным. Мы преображаем неприятности и делаем их более переносимыми.

Кен: Именно! Мы, как искусство, исцеляем души своими шутками и необычным восприятием реала. Мы показываем людям, что смешное и нелепое на самом деле фееричный эксклюзив. И если кто-то не понимает «Кукизм», то это личный глюк. Мы останемся такими, какие мы есть — неординарными, завораживающими, потрясающими!

Барби: И розовыми, Кен! Пусть национальность символизирует не только нашу уникальность, но и нашу способность найти радость даже в толпе проблем. В конце концов, здесь нет места для занудства и тоски — только для смеха, игры и невероятных приключений!

Кен: И это то, что делает нас настоящими суперстар, Барби! Ведь у нас есть не только внешняя красота, но и тот внутренний свет, который заставляет нас всегда сиять и превращать пичальку в здоровый оптимизм.

Барби: Опять же, черная косметика — совершенно необязательна каждый день, достаточно черного лака и помады на Хэллоуин.

Кен: Барби, ты, как Грета в замке снежной королевы. А я размороженный Тейт.

Барби: О, Кен, умеешь ты все превратить в сказку.

Его глаза загораются от искреннего восхищения в голосе Барби.

Кен: Возможно, мы игрушки в человеческой жизни, а наши шутки наивны и просты, как и мы.

Барби: Самое важное — это способность смешить нас самих.

Кен: И нам никогда не скучно друг с другом.

Они держатся за руки, зрители в кафе им аплодируют.

 

 

ФиО

 

Они идут по тенистой улице. В конце улицы — автобусная остановка. Все остановки в городе — такие огороженные лавочки под симпатичными серебристыми козырьками. На лавочках сидят люди. Они ждут автобус. А может быть, и маршрутное такси.

Удобный загон массы давить.

Рассмотрим это социальное явление с философской точки зрения. Человек всегда будет стремиться к удобству и комфорту в своей жизни. Естественное стремление, присущее каждому из нас. Автобусные остановки с огороженными лавочками и серебристыми козырьками — это воплощение этого стремления. Такое организованное пространство предлагает место для отдыха и ожидания, создавая приятную атмосферу комфорта и безопасности.

Однако, следует помнить, что такая остановка выражаясь простым языком «загон массы». В этом аспекте стоит задуматься, как часто мы подчиняемся массовому мышлению и стандартам, идя по уже избитым тропам и повторяя пошлые модели поведения. Но это вполне естественно, так как мы, люди, общественные животные, и наша жизнь тесно связана с коллективным опытом и взаимодействием.

Таким образом, автобусная остановка — это не только организованное пространство, но и символ возможного притяжения массы людей. Можно сказать, что она отражает дилемму между индивидуальностью и коллективизмом, свободой и социальными ограничениями. Нам важно находить равновесие между личными потребностями и ожиданиями общества, преодолевая притяжение массы и сохраняя свою индивидуальность и самобытность.

Чтобы сказал мой друг?

Пифагор: Подобная ситуация на автобусной остановке может вдохновить на размышления о природе человеческого общества и взаимодействии между людьми. Возможно, загоном массы можно истолковать ограничение нашей индивидуальности и свободы, создаваемое социальными структурами. Но в то же время, необходимо помнить, что мы, люди, являемся частью этой массы и, взаимодействуя друг с другом, создаем культурные и социальные основы нашей жизни.

Диоген: Ха, загон массы! Сколько людей привязаны к общественным ожиданиям и конформизму! Каждый, сидящий на лавочке ожидая автобус, попадает в этот загон, где ему говорят, когда и куда он должен идти. Но есть те, кто осознает свою свободу и решает не следовать этим ограничениям. Я, например, живу в бочке и отказываюсь от таких насилий над своей волей.

Пифагор: Верно, Диоген, каждый из нас имеет право выбирать свой собственный путь и не подчиняться всему, что навязывает общество. Но в то же время, нужно понимать, что существует определенная необходимость в социальной организации и некоторых правилах, чтобы обеспечить порядок и благополучие. Согласен, что многое из того, что нам навязывается, может быть ограничительным, но мы можем найти способы пробиваться сквозь эти ограничения и сохранять свою истинную индивидуальность.

Диоген: Разве настоящая свобода не заключается в осознании своих желаний и стремлениях, а не в том, чтобы подчиняться воле массы и сидеть на лавочке, ожидая автобуса? Настоящая свобода — это быть осознанным индивидуумом, независимым от внешних обстоятельств и привычек. Автобус может быть лишь символом нашей несвободы, нашей зависимости от чужих правил и ожиданий.

Пифагор: Диоген, все мы ищем свободу на своем пути, и каждый из нас может найти ее в разных формах. Что бы мы ни выбрали, важно помнить, что самовыражение и самоопределение имеют огромное значение в нашей жизни. И даже если кажется, что мы находимся в «загоне массы», мы всегда можем найти способ проявить свою индивидуальность и поступать в соответствии с нашими собственными ценностями и убеждениями.

Пифагор: Знаешь, Диоген, автобусная остановка мне напоминает философские дискуссии. Вот ты, сидишь на лавочке, ожидая автобуса, а я, например, предпочитаю путешествовать на своей мудрости и знаниях.

Диоген: Хм, обменять свою бочку на автобус.

Пифагор: Хоть раз почувствовать комфорт и удобство.

Диоген: Разве истинное счастье во внешних условиях? Ведь настоящее благо и гармония происходят изнутри нас самих. Ну может быть…

Пифагор: У меня есть причина сидеть на лавочке. Может, я здесь ищу своего человека. Знаешь, того, кто привезет мне бочку с горячей водой. Весь город отключили на месяц.

Диоген: А холодной нету?

Пифагор: Не успевают двенадцать водовозок возить в Арча Бешик. И что ты хотел, дорогой. Недостатки обитанья в предгорьях.

Диоген: А Рерих воспел.

Пифагор: Гималаи и фиолетовый. Ох, Диоген, необходимая чистота тела, я готов обменять свободу на бочку!

Диоген с воодушевлением: А ведь на остановке есть люди, которые могут пойти по пути упрощения и выбросить все лишнее из своей жизни. Может быть, им тоже нужна своя бочка?

Пифагор: Не знаю, Диоген, я больше склонен думать о теоремах, а не о бочках. Вот представь, что автобусная остановка — это загадка, которую мы должны разгадать. Меня всегда веселят такие загадки.

Диоген: А в моей бочке скрыта самая великая загадка — невозможность выйти из нее, но при этом сохранить свободу души. Это так история моей жизни.

Пифагор: Черт возьми, Диоген, ты всегда умудряешься найти трагикомический смысл во всем. Ну что ж, мне видимо пора садиться в автобус и путешествовать по стране математики. Но помни, Диоген, твоя бочка всегда ждет тебя.

Диоген: Да верно, Пифагор, а ты посчитай, сколько бочек вместится на этой остановке? В час пик. Может, ты найдешь ответ на эту загадку.

 

* * *

 

От редактора. Подборку рассказов «Позолота» для портала Textura писатель Алина ш… написала — по моей просьбе — в соавторстве с ИИ.

Меня (Елену Черникову то есть) как автора документального романа «ПандОмия» (об ИИ) чрезвычайно интересуют люди, которые уже, можно сказать, там.